XVII в. в России по традиции относят к церковной культуре Средневековья, а XVIII в. – к светской культуре Нового времени. Петровские реформы дали энергичный толчок, ускоривший переходные процессы.
Для архитектуры этот переход начался со строительством архитектуры подчеркнуто западного направления в Санкт-Петербурге. Новое в строительстве молодой столицы переносилось затем по всем городам России. Обновления распространились на всю художественную культуру.
Еще в XVII в. окончательно определился тип народного жилища. На его основе складывается новый жанр – каменное жилое зодчество, одной из тенденций которого было стремление к крайностям, к обострению пластических форм и орнаментально-декоративной.
Главным мотивом архитектуры каменного жилища стало обрамление проема. Окна и особенно двери, как места соприкосновения внутреннего и внешнего мира, традиционно несли особую знаковую нагрузку «оберега». Развитие обрамлений-наличников имело и функциональную нагрузку.
Все эти полочки и валики, фронтоны отводили от окон и дверей дождевую воду в стороны. Возникла форма, аналогичная навесу или крыльцу. Ей стали придавать очертание – проекцию древней, бочкообразной кровли на плоскость стены. А боковым сторонам обрамления окна – сходство с колонками, поддерживающими навес.
Элементы западноевропейского ордера на Руси употреблялись издавна, но лишь как разрозненные декоративные детали. И здесь колонки, имеющие базы и венчания, были лишь частью рамки вокруг ниши с проемом. Ствол колонн имел перехват посередине – в виде узкого пояска или даже «дыньки», а иногда и весь набирался из кувшинообразных элементов (наличники палат Аверкия Кириллова в Москве или Митрополичьих палат в Ярославле). Килевидному очертанию верха обрамления стремились придать выразительную упругость, иногда он вообще разделялся на две части.
«Московское Барокко», 1680-1700 гг.
В Москве в Петровскую эпоху, когда развивались и углублялись процессы формирования светского мировоззрения, возникает грациозный и быстротечный стиль – так называемое «московское» Барокко. Его еще называют Барокко, гак как первые храмы этого стиля появились в усадьбах Нарышкиных, ближайших родственников Петра I по материнской линии.
Термин «московское Барокко», впрочем, как и все термины, условный, а система определения Барокко в архитектуре к данному явлению неприемлема. Стиль народен и вместе с тем самобытен. Ни в западноевропейской архитектуре, ни в более ранней древнерусской нет ничего подобного. В нем слились особенности московского зодчества, в котором всегда чувствовалось стремление к ажурной легкости зданий.
Округлые объемы нарышкинских церквей не имеют ничего общего с криволинейностыо барочных, обильно насыщенных скульптурой и лепниной архитектурных объемов Западной и Средней Европы, влияние которой шло через Украину. И московское Барокко – это, помимо всего, контраст двух тонов: красно-кирпичного фона и белокаменного узора.
В конце XVII в. резьба по камню (известняку) была одним из основных элементов монументально-декоративного искусства на Руси. Мастера виртуозно использовали светотеневые и пластические эффекты резного белого камня. Специалы ю приглашенные артели, окончив отделку одного здания, заключали новый подряд и переходили к другому заказчику.
Но наиболее талантливым творцом. Барокко со всем основанием следует считать зодчего-самородка (каменных дел подмастерья, как тогда говорили) Якова Бухвостова, крепостного крестьянина из Подмосковья. Церковь Покрова в Филях – лучшее произведение его артели.
В этом шедевре, по сути, воплотились все черты, характерные для нарышкинского Барокко. И симметричная композиция зданий, вертикальность которой подчеркнута высоким башнеобразным силуэтом, и богатые резные фронтоны, завершающие отдельные объемы, и большие дверные и оконные проемы, и открытые парадные лестницы, и, наконец, изящество и живописность белокаменного декора, восходящего к традициям деревянных резных иконостасов.
Особенностью московского Барокко является и то, что этот период в России последовал не за Ренессансом (Возрождением), как на Западе, а за русским Средневековьем. Отсюда его радостный, жизнеутверждающий характер, чуждый западному Барокко с его трагическим надрывом и взвинченностью. Отсюда и та легкость, с которой потом в России совершился переход от Барокко к Классицизму.
