Независимая дисциплина

В 1950-х годах архитектурная теория в Европе и Америке представляла собой в большей степени кустарную, еще до конца не оформившуюся науку. Это было больше похоже на смешение старых идей о композиции, сохранившихся с тех времён, когда студенты-архитекторы должны были иметь представление о классических ордерах, а также более современных идей о форме и функции, полученных из модернистских манифестов 1910-х и 20-х годов, и множества исследований. Вся эта гремучая смесь была нацелена на то, чтобы в итоге сделать процесс проектирования более рациональным и научным.

Архитектура: теория и практика

Эта дисциплина была весьма непритязательна. Теория была неотделима от практики, которая, как казалось, была единственным средством, оправдывавшим её существование. К середине 1960-х модернистские взгляды стали общепринятыми и уже начинали утрачивать свою новизну. Учителя и писатели, имевшие отношение к профессии, стали задаваться вопросом, действительно ли архитектура предназначалась лишь для усовершенствования и решения проблем строительной промышленности. В Италии, например, Альдо Росси стремился восстановить уважение к премодернистскому европейскому городу в своей книге L’architettura della citta («Архитектура города»), впервые опубликованной в 1966 году, а Манфредо Тафури пустил в ход марксистскую теорию в книге «Архитектура и утопия», опубликованной в 1973 году. В то же время в Америке книга «Сложности и противоречия в архитектуре» Роберта Вентури (1966) заложила фундамент для новой критики постмодернизма, а выпускаемый Массачусетским технологическим институтом журнал «Oppositions» начал публиковать сугубо интеллектуальные статьи таких архитекторов — мыслителей, как Питер Айзенман, Колин Роу и Алан Кохун.

Зародились два различных философских течения: феноменологический подход, сформировавшийся благодаря популярной среди архитекторов, преподавателей и студентов книги французского философа Гастона Башляра «Поэтика пространства», и возрождение старых взглядов, сравнивающих архитектуру с языком. Примерно в это время на английских факультетах университетов бушевал спор о новом подходе к литературной критике, известном как структурализм. Структурализм пришёл во Францию, и вскоре французская критическая теория, представителями которой были такие мыслители, как Клод Леви-Стросс, Мишель Фуко, Ролан Барт и Жак Деррида, начала перетекать в относительно небольшое культурное поле архитектурной теории.

Внезапно появилась возможность превращения архитектурной теории в нечто большее, чем просто придаток практики архитектурного проектирования. Благодаря внедрению французской критической теории она могла бы стать уважаемой, вполне самостоятельной отраслью философии. Это произошло незадолго до того, как в британских и американских университетах стала создаваться аспирантура в рамках новой архитектурной теории. Люди, специализировавшиеся в ней, не всегда были архитекторами. Связь между теорией и практикой ослабела. Теория теперь воспринималась, главным образом, как форма критицизма, но не отдельных зданий, а города в целом, и отношений между архитектурой и современностью. Она пустилась в свободное плавание, разрабатывая свой собственный язык, свой собственный почерк, свой собственный склад идей. Она стала чем-то вроде системы в миниатюре, выпускающей книги, статьи и бумажные проекты для потребления небольшой группой студентов-аспирантов, которые затем выпускали ещё больше книг, статей и бумажных проектов.

Архитектурная теория в её новой форме не предназначалась для архитекторов и преподавателей архитектуры, или даже для архитектурных критиков в обычном смысле, ещё менее она предназначалась для непрофессионалов, интересующихся или влюблённых в архитектуру. Она предназначалась для иных теоретиков архитектуры.

Было ли в этом нечто неправильное? Вероятно, нет. Увлечение теорией ради неё самой позволило добиться такой интеллектуальной награды, какой не удалось бы достичь менее строгому и углублённому подходу. Но теория стала независимой дисциплиной, и трудность её постижения, изучения её языка и понимания её подхода означала, что ей так и не удалось сообщить остальным о культурном поле, называемом архитектурой.

Exit mobile version