Архитектурный стиль XIX в. можно определить как эклектику в том смысле, что он предполагает возможность применения любых форм прошлого в любых сочетаниях.
Будет ли здание в целом (включая фасады и интерьеры) выдержано в определенном «стиле» или фасад в одном, интерьеры – в другом или, наконец, на фасаде и в интерьерах будут использованы детали разных «стилей», это вопрос второстепенный, индивидуально решаемый в каждом конкретном случае.
Принципиально важна лишь установка на использование любых форм прошлого в любых сочетаниях. Определение архитектурного стиля XIX в. как эклектического впервые дано в 1837 г. Н. В. Кукольником на страницах «Художественной газеты».
Термин «эклектика», «эклектический» не имел тогда оттенков неодобрения или пренебрежения, отчетливо улавливаемых нашим ухом. Больше того, он произносится с гордостью.
Автор с удовлетворением констатирует: «…стиль нашего времени – эклектический», а через несколько лет подтвердит свое мнение высказыванием: «… один из высочайших моментов развития русского зодчества – наше время», то есть 30–40-е гг. XIX в. Поскольку с начала XX в. в термин «эклектика» стал вкладываться оценочный и притом негативный смысл, за рубежом ему предпочитают более нейтральные – «романтизм» и «историзм».
Термин «романтизм» говорит сам за себя. «Историзм» указывает на своеобразие зодчества, развивающегося в контексте реалистического искусства. Исторически достоверное воссоздание форм прошлого– единственно доступный архитектуре вид косвенного воспроизведения действительности, с идеалами которой ассоциируется зодчество определенных периодов.
Термин «историзм» более обоснован: «эклектика» – часто отождествляется или путается с «эклектизмом» –одной из двух ее ипостасей (второй было «стилизаторство»), тогда как термин «историзм» от этого свободен. Эклектизм допускает известные вольности в сочетании форм. Они могут быть заимствуемы из разных стилей.
Напротив, стилизаторство предполагает верность формам определенного стиля в пределах одного элемента – фасада, интерьера. Стилизаторство – столь же характерное проявление равнозначности эклектики, как и эклектизм. Если фасад одного дома выдержан в «русском» стиле, то другой может быть «готическим», «мавританским», «китайским», «венецианским» – любым.
Зодчие XIX в. не ставят целью и даже не задумываются о возможности воспроизведения стиля со всеми его временными особенностями, поскольку формы прошлого для них лишь средство, средство выражения своих представлений о действительности. Верность прототипу в эклектике всецело зависит от степени его родства архитектуре XIX столетия.
Иначе говоря, декор зданий, выстроенных в стилях нового времени (барокко, Ренессанс) или античных, сочетался с размерами, коробкой зданий, ритмикой окон более органично, чем в сооружениях «русского», «византийского», «готического» стилей, поскольку зодчество последних базировалось на закономерностях, ни в чем не сходных с закономерностями послеренессансной архитектуры, исходившей из ордерной системы.
С наибольшей полнотой проявились стилевые особенности архитектуры XIX в. в доходных домах – самом массовом и едва ли не самом характерном для этого времени типе зданий. Говорить о доходных домах как об определяющем типе невозможно – дает о себе знать все та же равнозначность.
В XIX в. трудно выделить основной тип здания, что мы с легкостью можем сделать в отношении любой другой исторической эпохи. Но также как «средневековые» «стили» (в России «русский» стиль) занимают особое место в ряду прочих «стилей» эклектики, так и доходные дома воплощают, пожалуй, с наибольшей яркостью (наряду со зданиями музеев и выставок) особенности архитектуры XIX в.
В структуре доходных домов, состоявших из однородных, повторяющихся по вертикали и горизонтали ячеек-квартир, была заложена однородность, повторность, позволившие проявиться стилеобразующему принципу эклектики наиболее полно, исчерпывающе в композиции их фасадов.
Этому благоприятствовало также функциональное и социальное назначение доходного дома: массовый тип жилья и доходный дом, сочетание в одном здании предпринимательско-буржуазного и массово-демократического начал, особенно характерных для эпохи.
Композиция фасадов доходных домов эпохи классицизма независимо от того, использовались ордерные элементы (колонны, пилястры) или нет, основывалась на строго канонической системе ордерных пропорций и членений. Размеры всех деталей соизмерялись с реальным или воображаемым ордером, соотносившимся с размерами здания в целом.
С 30-х гг. XIX в. элементом, определяющим пропорциональный строй, композицию и облик фасада, становится декор, обрамляющий окна и простенки между окнами. Ордерные формы, если они по традиции еще употребляются, используются на тех же основаниях, что и детали, заимствованные из других архитектурных стилей.
Композиция утрачивает всякую видимость тектоничности, приобретая откровенно декоративный характер. Стиль ( в том числе и ордер) низводится до уровня декоративной детали, мотива, заимствованного из архитектуры определенной эпохи. В композиции обывательских домов раньше, чем в любом другом типе зданий, возникают предпосылки перерождения архитектурного стиля.
Знаменательно и другое. Рядовая застройка Петербурга, развивавшаяся в XVIII –начале XIX столетия под знаком подражания общественным и дворцовым зданиям, с 30-х гг. XIX в. начинает оказывать на них обратное влияние, равно как и на градостроительство позднего классицизма, – факт, ранее немыслимый (Кириченко Е.И.
Жилая застройка Петербурга эпохи классицизма и ее влияние на развитие архитектуры. — «Архит. наследство», № 16, М., 1967, с. 81-95.). В увеличившейся роли горизонтальных членений сквозит тенденция к созданию открытых, протяженных композиций в противовес замкнутым, словно стягиваемым к портику композициям зрелого классицизма.
Центростремительные композиции уступают место центробежным. Портики постепенно перестают употребляться, размеры ордера мельчают, исчезает обычный для классицизма гигантский ордер. Наличники украшают теперь все окна фасада. Руст – весь цокольный этаж. Шире становятся фризы и междуэтажные тяги, часто те и другие снабжены обильным лепным орнаментом.
Равномерность и обилие декора, украшающего плоскости стен (руст и наличники на каждом окне каждого из этажей), нейтрализуют симметрично-осевое построение. К тому же средства, к которым прибегают архитекторы для выделения главной оси, значительно менее действенны, чем прежде.
Место компактного пластичного портика занимает вытянутая по горизонтали, прижатая к плоскости фасада колоннада; акцентирующий главную ось треугольный фронтон выходит из употребления; на смену ему приходит слабо возвышающийся над карнизом, вторящий горизонтальным лентам окон аттик. Центральный ризалит слишком широк или слишком узок, слабо выступает и потому слишком маломощен, чтобы сохранить за собой значение организующего центра.
Не помогает этому и декор ризалитов, не отличающийся от остальных частей. Доходные дома позднего классицизма не знают деления на фон и акцент, фон как таковой исчезает под покровом декора (акцентов).
Композиция доходных домов претерпевает эволюцию, сходную с эволюцией их планировки – от многообразия вариантов к единообразию. Обилие декора – обязательный спутник и следствие этой перемены. Многообразие схем предполагало скупость и определенную систематичность употребления декора. Равномерное распределение архитектурных деталей кладет конец этой многовариантности.
Следствием его являются монотонность, приземленность, прозаизм облика доходных домов. Эти качества свойственны архитектуре 1830–1890-х гг. в целом, но в доходных домах они выступают наиболее зримо.
Парадность, сопутствовавшая монументальности ордерных композиций, независимо от назначения зданий (московские особняки начала XIX в. внешне неотличимы от доходных домов на две-четыре квартиры), исчезает. И, наконец, многочисленность декоративных деталей приводит к утрате всякого подобия тектоничности.
Остается сделать еще одно нововведение, ничего не менявшее по сути дела, – наличники и сандрики заменить деталями каких-нибудь других стилей, и тогда поздний классицизм окончательно сменится эклектикой. Мастера позднего классицизма: П. П. Жако, С. М. Шустов, Р. И. Кузьмин, А. М. Болотов, П. С. Плавов, А. А. Михайлов, С. П. Мельников – не сделали такого шага.
И тем не менее их творчество с равной долей справедливости можно отнести к позднему классицизму и раннему этапу эклектики. Грань между этими явлениями размытая, нечеткая. Нет возможности провести черту между стилизаторством в духе неогрек («помпеянском» стиле), «итальянском» (стиле «ренессанс») А. П. Брюллова, А. И. Штакеншнейдера, с одной стороны, и «классицизмом» С. М. Шустова или Р. И. Кузьмина – с другой.
Различия в «стиле» фасадов отдельных зданий практически неощутимы. Ни варьирование формы оконных проемов на этажах, ни выделение рустом центрального ризалита, ни различная отделка стен разных этажей или разная форма наличников не нарушают однородности фасадов, своеобразной механистичности, незавершенности, «открытости» их композиции.
Над любым из доходных домов середины XIX в. можно надстроить один, два, три этажа, продолжить здание в длину на целый квартал. И это не нарушит композиции фасада. Измельчание форм, невыразительность композиций, отказ от прежней систематичности и скупости декора, утрата цельности и четкости построения фасадов – вот что принес с собою упадок классицизма.
Многообразие «стилей» эклектики можно свести к двум разновидностям: академической и антиакадемической. К первой относятся все варианты «классицистических стилей» – неогрек, «ренессанс», «барокко», «рококо», поздний классицизм.
Во второй различаются романтическое («готика»), национальное («русский» стиль) и рационалистическое направления. Обосновывается ли собственно эклектика, доказываются ли преимущества «готики» или «русского» стиля, острие полемики неизменно направлено против догматов классицизма и представления о всеобщности академических норм.
В 1870-е гг. национальный стиль оформляется в качестве самостоятельного направления. Два основных течения «русского» стиля : официальное (академическое) и неофициальное, представлявшее своеобразную параллель славяно фильству, а потом – народничеству, неизменно оставаясь в центре архитектурной жизни, просуществовали до конца XIX в.
В зависимости от особенностей времени жизнь выдвигала на первый план то одно, то другое направление. В 1830 –1840-е гг. господствует официальный, академический «русско-византийский» стиль Тона; в 1860–1870-е гг. – демократический «стиль» Ропета – Гартмана; в 1880– 1890-х гг. наряду с официально-академическим существуют почти сливающиеся с ним научно-археологическое и тяготеющее к «почвенничеству» направления «русского» стиля.
Особенности эстетики XIX в. рождены мироощущением, пронизанным восходящей к романтизму неудовлетворенностью существующим и стремлением к преобразованию действительности, хотя представление о связи искусства и действительности претерпевает заметную эволюцию.
Тема действительности смыкается с темой народа, интерпретация народности, обусловленная социально-политическим идеалом, предопределяет мнение о предпочтительности того или иного пути для России.
