Витрувианский человек

Когда мы размышляем о пропорциях, мы думаем о форме и об очертаниях формы. Большая часть зданий – сложные объекты, не единые формы, а собрания форм.

Эти формы обычно конструктивные или функциональные — колонны, балки, крыши, стены, контрфорсы, комнаты, двери, окна и так далее – но иногда они несут лишь орнаментальную функцию, а зачастую являются смесью функционального и орнаментального, подобно классическим карнизам и пилястрам. Соединение подобных форм друг с другом может стать чрезвычайно сложным заданием, даже на исключительно практическом уровне.

Но, само собой, как архитекторы, мы стремимся к большему; мы не просто хотим создать сочетание форм, способное функционировать и стоять, мы хотим сделать его красивым. Объединение форм в единое прекрасное целое – одно из назначений архитектуры. Как говорил Ле Корбюзье: «Мáстерская, точная и необыкновенная игра форм в свете». На протяжении веков разрабатывались различные систематические процедуры, призванные помочь в этом трудоёмком процессе, в основном, путём ограничения допустимых сочетаний форм и регулирования их относительных размеров.

Чтобы увидеть, как это работает, проще всего рассмотреть элементарный образец, например, систему, поддерживаемую Альберти в пятнадцатом веке. И тот час же выявляется достаточно необычный аспект вопроса о пропорции. В произведении «Десять книг об архитектуре» Альберти писал: «Нам всем следует позаимствовать правила получения наших пропорций у музыкантов». Музыкантов? Каким образом? Оказывается музыка и пропорции очень тесно связаны друг с другом.

Музыка и архитектура

Если вы ударите по любой из струн гитары, а затем остановите её на двенадцатом ладу и ударите по ней вновь, вы услышите музыкальный интервал, называемый октавой. Вторая нота будет звучат выше чем первая, однако их звучание в какой-то степени одинаково. В традиционной музыкальной нотации у них одно и то же название, даже несмотря на их разное положение на нотном стане.

Теперь измерим общую длину струны, от верхнего до нижнего порожка, а также расстояние от двенадцатого лада до нижнего порожка – иными словами, две эффективных длины нашей струны. Мы обнаружим, что второе расстояние в точности равно половине первого расстояния. Таким образом, октава соответствует числовому соотношению 1:2. Если мы используем это соотношение для того, чтобы начертить прямоугольник, то получим в результате двойной квадрат – очень популярную пропорцию в архитектуре.

Она называется «гармонической» пропорцией, поскольку соответствует музыкальной гармонии. Октава является особым видом гармонии. Если нажать две ноты одновременно (музыкальный эквивалент рисования прямоугольника), они прозвучать практически как одна нота. Но если мы одновременно нажмём две ноты в соотношении 2:3 или 3:4, то мы услышим чарующий аккорд. Эти соотношения соответствуют музыкальным интервалам, известным как квинта и кварта.

Музыкальную гармонию можно «толковать» на языке физики и математики – соотношения между длинами струн, соответствующие соотношениям между частотой вибраций струн – но наука не способна с подобной же лёгкостью объяснить красоту звуков, которые мы слышим. Нам не нужно понимать физику, чтобы воспринимать красоту музыки. Для этого не требуется учиться, эта способность уже заложена внутри нас и ожидает пробуждения под звуки музыкальной гармонии.

Для философов, художников и архитекторов эпохи Возрождения этот необычайный аспект человеческого опыта был символичен. Это означало, что каждая частичка вселенной, от вращающихся кристальных сфер, удерживающих звёзды, до сознания самого неприметного индивидуума, управлялась гармонической системой взаимоотношений. Музыкальная гармония являла собой лишь одно из проявлений более значительной космической гармонии.

Издавна считается, что связь между геометрией и музыкой впервые обнаружил греческий философ и математик Пифагор. В эпоху Возрождения эта идея была пересмотрена мыслителями — «неоплатонистами» и представлена в архитектуре пионерами нового «современного», (возрождённого классического) стиля, такими, как Альберти и, до него, Филиппо Брунеллески. Если мы взглянем на церковь Сан Лоренцо во Флоренции, спроектированную Брунеллески в середине пятнадцатого века, мы обнаружим, что её форма в целом и её отдельные элементы созданы в соответствии с этими простыми гармоническими пропорциями: 1:2, 2:3 и 3:4.

Пропорция и гармония

Но какое отношение это имеет к космической гармонии? Это может быть лишь практическим средством. В конце концов, если кто-то спроектирует здание на сетке из квадратов, подобной шахматной доске, эти простые гармоничные прямоугольники рано или поздно появятся. А здание, в котором имеются круглые арки, автоматически отображает пропорцию 2:1, поскольку полукруг может быть частью двойного квадрата.

Историки архитектуры всегда спорили об истинном значении систем пропорций. Некоторые подчёркивали их простую пользу, другие видели в них философский, если не сказать мистический, смысл. В конечном итоге, пропорция не относится к вопросу об абстрактной форме. У неё есть материальные значения. Когда инженер измеряет сечение колонны, он думают о пропорциях только потому, что они влияют на структурную устойчивость. В данном случае внешний вид колонны не так важен, хотя структурно неустойчивая колонна будет, возможно, иметь соответствующий вид и не будет радовать глаз.

Готические соборы, подобные Шартру или Нотр-Даму в Париже, представляют собой обычно правильные пропорциональные сооружения, но нам очень мало известно о системах пропорций, использовавшихся их строителями. Некоторые археологи и историки обнаружили «тайную» геометрию в этих зданиях, другие нашли лишь практичные геометрические структуры, применявшиеся для соблюдения точности на строительной площадке и соответствия основным практическим правилам.

В те времена, когда ещё не существовало стандартов для систем измерений, элементарная геометрия могла, по крайней мере, гарантировать внутреннее соответствие и равномерность. К примеру, каменщик проектировал наружные стены клуатра с помощью квадрата, нарисованного на земле, следя за тем, чтобы он имел равные диагонали и, соответственно, прямые углы.

Затем он соединял центры сторон квадрата, чтобы нарисовать второй квадрат поменьше под углом 45 градусов. Выравнивая этот квадрат параллельно первому, он получал размеры и положение внутренней стены или колоннады. Эта незатейливая процедура под названием «по квадрату» могла быть одним из секретов масонской ложи, но сейчас мы не видим в ней ничего таинственного.

Тем не менее, существуют достаточные доказательства того факта, что поколение художников и архитекторов Ренессанса было хорошо знакомо с концепцией гармонической пропорции. Они хотели, чтобы их здания были частью космической гармонии, управлявшей вселенной вместе с человечеством. Знаменитый рисунок Леонардо да Винчи, на котором человеческая фигура была заключена в квадрат и круг, имеет архитектурное происхождение.

Рисунок назвали «Витрувианский человек», так как он был иллюстрацией к отрывку из «Десяти книг об архитектуре» Витрувия – единственного архитектурного трактата, сохранившегося с античных времён. Для некоторых архитекторов эпохи Возрождения вопрос о пропорциях был связан не столько с узкой профессиональной сферой, сколько с отражением самой природы вселенной, центром которой был Человек.

Понятие красоты

Таким образом, мы приходим к выводу, что понятие пропорции в архитектуре больше связано с вопросом красоты, или, как бы мы выразились в наши дни, «эстетики». Современный способ проверки условной красоты пропорциональных систем заключается в проведении опроса: соберите 100 человек, покажите им несколько прямоугольников с различными пропорциями и посмотрите, какие они выберут.

Прямоугольники, собравшие наибольшее количество голосов, будут объявлены самыми красивыми. Архитекторам эпохи Возрождения такой метод показался бы совершенно бессмысленным. Они старались не отделять субъекта от объекта – участника опроса от системы пропорций, когда один выносит своё решение насчёт другого – но объединять их в едином понятии гармонии.

Пропорции их зданий были частью той же космической системы, что и пропорции человеческого тела. Если здания считались красивыми, так было потому, что, подобно музыке, они вызывали у наблюдателя таинственное ощущение внутренней гармонии.